Ни один федеральный телеканал не уделил ни секунды страшному происшествию в Москве накануне. В пропитанной теориями заговоров стране давно уже никто просто не умеет объяснить, что иногда преступление, даже страшное, — это просто преступление.
Два дня страна обсуждает новость о том, как няня из Узбекистана отрезала голову девочке, за которой присматривала, и размахивала ей в метро, предварительно устроив в квартире пожар. В СМИ появились уже, кажется, все подробности, которые могли появиться: известно, что няня Гюльчехра Бобокулова работала в семье уже 3 года, была на хорошем счету, известно, что жила она в хороших условиях (включая отдельную комнату), что никогда не была замечена в склонности к исламскому фундаментализму (а на станции метро "Октябрьское поле" она, уже в черных одеждах, выкрикивала "Аллах акбар"), что ей, кажется, изменил муж и на этой почве няня и тронулась; появились также все необходимые детали о семье, в которой она работала, о каждом из ее членов, кто где работал и учился, как делали ремонт — короче, недостатка в информации явно нет, но, по версии теленовостей, ничего этого не существует, и ничего, кроме совещаний по исполнению майских указов президента, в Москве в этот день не происходило.
"Сами каналы не стали показывать сумасшедших. Но мы их поддерживаем", — заявил журналистам пресс-секретарь президента Дмитрий Песков. Вряд ли стоило ожидать, что Кремль признается в том, что диктует телеканалам повестку дня, хотя доказательств тому было немало, но в данном случае неважно, цензура это или самоцензура.
Причины для того, чтобы не показывать широкой публике шокирующую новость, которые могли бы назвать руководители телеканалов, вполне самоочевидны, это правда. Но трагедия на "Октябрьском поле" — это по-настоящему резонансное событие, случившееся в столице, и в этом смысле хоть какую-то реакцию предполагает самый банальный профессионализм журналистов и властей. Не обязательно ведь показывать непосредственно кровь.
Первое, что приходит в голову после таких заявлений — это, конечно, сравнение с предыдущими психологическими экспериментами телеканалов. Вот, например, нашумевший сюжет о "распятом мальчике" на Донбассе. Почему о распятом мальчике можно и нужно рассказывать как можно более подробно, даже если вообще все выдумано, можно и нужно рассказывать о кровавых терактах, взрывах в метро и аэропортах, и ни капли не волноваться за чувства телезрителей, а об убитой девочке рассказывать нельзя в заботе о тех же самых чувствах? Даже когда Первый канал запускал акцию "Спасите детей Донбасса", в кадре были фотографии убитых детей. Да что там убитые дети Донбасса — любой телеканал полон криминальной хроники и передач, где часами смакуются человеческие трагедии; когда люди, ежедневно рассказывающие об убийствах, вдруг начинают чего-то стесняться, это выглядит неубедительно.
Задачей пропаганды является не сообщение потребителям каких-то фактов, а вызов у них вполне конкретных эмоций. Если нужно вызвать у масс неприязнь к врагу вплоть до ненависти, то можно преподнести во всех подробностях историю любой степени дикости, даже если ее приходится придумать. А здесь такой задачи поставлено не было. Вот если бы Узбекистан, а не Турция, сбил российский бомбардировщик; или если бы няня оказалась не из Узбекистана, а из Украины или Турции — будьте уверены, все новостные телепрограммы открывались бы этим сюжетом.
В нашей конспирологической стране уже давно разучились воспринимать новости как просто события. Там, где нет места случайностям, а все происходящее является результатом сложносоставного заговора, няня из Узбекистана не может просто взять и двинуться умом, так чтобы за этим не стояли недруги из-за бугра.
Конечно, и в руководстве телеканалов, и в администрации президента прекрасно понимают, что новость неизбежно вызовет всплеск ксенофобии и запрос на новые репрессивные меры, но это только потому, что нас приучили — не бывает в центральных теленовостях новостей с политическим оттенком (а Узбекистан и крики "Аллах акбар" — это именно те детали, которые придают трагедии опасный политический оттенок), которые не имели бы явного подтекста и которые не были бы по сути руководством к действию. Приучили те же самые теленовости, так что молчание телеканалов в данном случае — это их испуг перед собственноручно выпущенным джинном. Проблема в том, что именно такое молчание стимулирует ксенофобию в обществе, предоставленном самому себе и своим страхам, ранее возбужденным той же самой пропагандой. А рассказать о событии так, чтобы стало понятно: иногда даже такое преступление — это просто преступление, и не надо всем вместе немедленно сплачиваться и давать кому-то в единодушном порыве отпор — так давно уже никто не умеет.
