Режиссер Михаил Идов: "Юмор — продукт скоропортящийся"

"ДП" побеседовал с новоиспеченным режиссером всерьез, не размениваясь на шутки.

Есть мнение, что все, кто имеет отношение к кино, мечтают стать режиссерами. Вы, видимо, тоже?

— Мне кажется, что все просто мечтают обрести максимальный контроль над своими историями, над тем, что хотят рассказать. Если в кино для этого нужно быть режиссером — приходится им быть. На телевидении, например, эту роль зачастую выполняет ведущий сценарист или продюсер. Когда я писал "Юмориста", не думал, что пишу для себя, но и для кого именно, не понимал. Но знал, что это история, которую очень хочу рассказать. Последнее время я редко пишу в стол, но этот сценарий писался именно туда, без каких–либо перспектив. А в процессе понял, что фильм выходит достаточно камерным и скромным по размаху, так что, возможно, смогу одолеть его сам. То есть, для примера, будучи ведущим сценаристом и де–факто креативным продюсером сериала "Лондонград", ни за что не взялся бы снять его пилот. Потому что это постановочная история с голливудским размахом. Оставляем в стороне тот момент, что мне никто не дал бы его снять, просто трезво оцениваю свой режиссерский опыт. А в случае с "Юмористом" показалось, что смогу это сделать. Повезло, что нашелся продюсер Артем Васильев, который тоже в это поверил.

Вряд ли камерность проекта — основная причина, почему вы решили сами снять "Юмориста".

— Да, это еще и очень близкая, и важная для меня тема. История о компромиссе, который гнетет любого творческого человека, причем не только в Советском Союзе или в современной России, а в общем–то всегда и везде. Просто советская действительность наглядна для размышления об этом компромиссе. В какие рамки мы готовы себя загонять ради успеха? Насколько сильно в этом процессе рискуем потерять душу?

Близкая потому, что много об этом думаете? Или потому, что главный герой Борис Аркадьев, человек компромисса, — это отчасти вы сами?

— В нем, конечно, есть мои собственные сомнения, но в профессиональном плане у меня никогда не было связи с миром юмора. Другое дело, что теоретически Аркадьев мог быть кем угодно, например эстрадным певцом. Мне всегда был интересен феномен советского профессионального юмора — тот факт, что в стране, в которой почти ни про что нельзя было шутить, одними из главных звезд были профессиональные шутники.

Но Борис Аркадьев — так себе юморист, вы согласны?

— Да, абсолютно. И это важно. Если бы он был невероятно остроумен, фильм был бы простым: история о гении, которому злое государство перекрывает кислород. "Юморист" построен иначе. Даже когда герой начинает бунтовать в конце фильма (пытаюсь обойтись без спойлеров), он берет не внезапным изяществом юмора, а скорее наглостью, подсмотренной у заокеанских коллег.

Сразу вспоминается фильм Vox Lux, который скоро выходит на экраны в России. Там Натали Портман играет среднюю певицу, но при этом суперзвезду. А песни для этого фильма написала известная певица Сия. Интересная задача для талантливого автора — создать специально бесталанно, ведь песни должны были быть ни слишком хорошими, ни слишком плохими.

— Именно! И это самый большой вызов, который я когда–либо себе, как сценаристу, бросал. Писать юмористический материал, руководствуясь не собственным, а чужим чувством юмора. При этом все не должно было быть карикатурно плохо. Просто посредственно, аутентично посредственно. Поэтому изучал много комедийного материала того времени, пересматривал передачи вроде "Вокруг смеха" в YouTube. Не хочу сказать, поймите правильно, что при желании мог бы написать самую смешную миниатюру всех времен и народов. Скорее, что, если бы передо мной стояла задача сделать Аркадьева прогрессивным и остроумным комиком, я бы обратился за помощью к лучшим юмористическим умам современности.

Мне кажется, все в "Юмористе" кричит о том, что он не про тогда, а про сейчас. Вы закладывали в картину критику современного общества?

— Нет. Но второй раз подряд со мной происходит ситуация, когда фильм, который не планировался как злободневный, внезапно им становится.

Первый — "Лето"?

— Конечно же. "Лето" планировался Кириллом Серебренниковым как светлая, музыкальная мелодрама, а в итоге получил "второе дно" — тему невозможности творческой свободы. С "Юмористом" происходит нечто похожее. Я не имел в виду конкретные государственные ограничения художника. Хотел написать об общем ощущении несвободы. В США, например, механика компромиссов точно такая же, просто это рыночные, а не политические запреты. Но при этом, конечно же, параллели есть, очевидные. Интересна реакция рэпера Фейса, которому фильм показывался, чтобы понять, что разглядит в нем молодежь. И меня поразило, что он сразу нашел параллель между цензурой, которой подвергается Борис Аркадьев, и той волной отмененных концертов, которая прошла в конце прошлого года. То есть 21–летний парень увидел себя в этом еврее средних лет с экрана. И это даже вдохновило его на написание трека, который нам так понравился, что мы решили включить его в фильм и поставили на финальные титры.

В "Юмористе" современная музыка. Странные ощущения: вроде совершенно советская эстетика, а на проходках главного героя — кадры как будто из фильмов Николаса Виндинга Рефна: модная музыка, плывущая камера, привязанная к затылку героя.

— Ну это же не аутентичная музыка. Она написана специально для фильма и для удивительной смеси инструментов. Это орган Домского собора в Риге, второй по величине в Европе, аналоговые синтезаторы, драм–машины 1980–х годов. Мы долго примеряли к фильму разные музыкальные решения и пришли к такому, думаю, довольно оригинальному. Кстати, хотел бы выпустить эту музыку саундтреком, понимая, что коммерческий успех ей не грозит, но хочется, чтобы она была доступна вне фильма.

К слову о коммерческом успехе. Рассчитываете на него?

— Одна из прелестей жизни режиссера заключается в том, что мне не нужно на эту тему задумываться. Вотум доверия фильму вынесен плеядой продюсеров, фондов из России, Латвии и Чехии, все они профинансировали его. Хочу, чтобы "Юморист" нашел своего зрителя, но при этом понимаю, что он, конечно, не жанровый, и задача конкурировать, например, с фильмом "Т–34" у нас не стоит.

Попробуйте сравнить советский юмор с нынешним в категориях лучше–хуже.

— Официозный юмор или андерграундный?

Давайте сравнивать советский официоз с российским официозом, а андерграунд с андерграундом.

— Сложно ответить на этот вопрос. Юмор — продукт скоропортящийся. Знаете, моя единственная попытка написать комедию была 5 лет назад. Сценарий лег на полку и за это время успел настолько устареть, что, если бы сейчас его кто–то купил, пришлось бы переписывать процентов семьдесят.

Юмор предыдущих поколений вызывает уважение, но не гомерический смех. Однако, если сравнивать его ценность для общества, конечно же, юмор в Советском Союзе был более важен, потому что это был один из способов побега. Побега от официального дискурса. В современной России таких способов гораздо больше.

Но вы можете представить на современной эстраде человека, который, как ваш Борис Аркадьев, говорит, что продолжает традиции русской литературы, ощущает себя наследником Гоголя?

— Конечно! Мне кажется, это довольно стандартный аспект самоощущения творческих людей, особенно в России, где каждый писатель неминуемо ощущает на своих плечах груз всей русской литературы.

Кто же сегодняшний аналог Бориса Аркадьева?

— Не знаю и не хотел бы играть в эту игру. "Юморист" — история не про какого–то конкретного человека, это собирательный образ нас самих со всеми нашими мучениями и сомнениями.

Тем не менее, когда вышло то же "Лето", все сравнивали героев ленинградского рок–клуба с героями условного бара "78", обсуждали, являются ли Оксимирон и Гнойный новыми Цоем и Науменко.

— Я бы сказал, что современный эквивалент ленинградского рок–клуба — парадоксальным образом сам "Гоголь–центр" и его артисты. А по поводу "Юмориста" — мне сложно отвечать на этот вопрос.

Функция юмора изменилась. Ответ "современный Борис Аркадьев — это Максим Галкин" довольно бессмысленный и ничего не выражающий.

Слышал, что ваш следующий фильм будет на английском.

— Это правда. Конечно, до команды "мотор" все может полностью измениться, но пока все идет по плану. Это копродукция Канады, Франции, Ирландии и, если все пойдет хорошо, будет сниматься этой осенью как раз в Канаде.

В качестве референсов вы называли картины Денни Бойла.

— Скорее это оммаж, подражание некоторым из моих любимых фильмов, в том числе раннему Дэнни Бойлу, который всегда был мастером так называемых закрытых триллеров. От "Неглубокой могилы" до недооцененного, фантастического фильма "Пекло".

Он всегда был мастером кино "про пятерых человек в лодке, в которой есть место четырем". Это один из любимых моих поджанров, и я попытался попробовать себя именно в нем.

Параллельно мы с Лили (Идова, супруга и соавтор режиссера. — Ред.) пишем сценарий на русском, и это будет, не побоюсь сказать, романтическая комедия.

Вы пишете его для себя?

— Теперь конечно. Сто процентов.

О персоне

Михаил" Идов

Родился 9 июля 1976 года в Риге, позднее переехал в США. С 2006 года обозреватель New York Magazine, публиковался в американских изданиях The New York Times, The Wall Street Journal, Time и российских — "Сноб", "Большой город". С 2012 по 2014 год — главный редактор русской версии журнала GQ. В 2014–2015 годах работал креативным директором кинокомпании Art Pictures.<br />> Сценарист сериалов "Лондонград", "Рашкин", "Оптимисты", фильмов "Духless 2", "Лето".