Афера с фарфором: 5 июня 1744 года в Петербурге открылась Порцелиновая мануфактура

В самом начале XVIII века такой обыденный для нас сегодня фарфор был ценностью паче самоцветов и драгоценных металлов. Рецепт его изготовления, разработанный еще в пору правления китайской династии Хань, тщательно скрывался от европейских "длинноносых варваров", и лучшие умы Европы бились над тем, чтобы его разгадать. 5 июня 1744 года в фарфоровую гонку включилась Россия: в столичном Петербурге была основана Порцелиновая мануфактура — будущий Императорский фарфоровый завод.
Императрица Елизавета, следуя примеру своего ориентированного на Европу родителя, сделала при этом ставку на иностранных мастеров. Решила доверить дело разработки драгоценного материала выходцу из Тюрингии — Христофору Конраду Гунгеру. В общем–то, определенная логика в этом была, потому что именно немцы первыми разгадали главный секрет Поднебесной и с 1709 года производили элитную посуду на фабрике в Мейсене, тщательно, не хуже китайцев, скрывая свои ноу–хау. А Гунгер с разработчиком технологии изготовления фарфора Иоганном Беттером был знаком лично и постоянно намекал, что силою своего ума проник в его секреты. Поэтому государыня всея Руси и поручила основать Порцелиновую мануфактуру ему.

Тюрингский авантюрист

Далеко не сразу выяснилось, что о фарфоре герр Гунгер не знал решительно ничего. Запала тюрингскому авантюристу хватило на без малого 4 года, в течение которых он занимался, как сейчас сказали бы, имитацией бурной деятельности. То есть проводил некие бессистемные опыты, получая совершенно неудовлетворительные результаты. Чашки гунгеровской работы были темны, кривобоки и мало походили на волшебный материал, который он обещал научить делать русских. Зато у тюрингца отлично получалось, что называется, осваивать фонды, запрашивая все новые и новые ассигнования. Свои неудачи он списывал на множество внешних факторов: неудачное расположение завода, низкое качество дров, неправильную конструкцию печи для обжига.
Под конец, когда отмазки закончились, Гунгеру пришлось ссылаться на обстоятельства непреодолимой силы, так что в итоге он докатился до заявлений, что печь заколдована. В просвещенной Европе такое объяснение, возможно, и прокатило бы, но в варварской России его хватило ненадолго. Со злыми силами такого рода у нас бороться умели: пришел батюшка, окропил печь святой водой, прочел соответствующую случаю молитву, и на колдовство ссылаться стало невозможно. Результаты работы между тем лучше не стали. Ассигнования становились все меньше, и настроение у немца портилось с каждым днем.

Народный талант

По счастью, к иностранному специалисту был приставлен в качестве ученика русский бергмастер, или, говоря современным языком, горный инженер Дмитрий Виноградов. Довольно скоро он выяснил, что Христофор Гунгер делиться с ним секретами не собирается, да, похоже, ими и не обладает вовсе. Так что пришлось ему, оставаясь в статусе ученика, приступить к самостоятельным изысканиям, методом проб и ошибок нащупывая верную дорогу. И за без малого 3 года ему это удалось. В 1747 году на Порцелиновой мануфактуре была сделана первая российская фарфоровая чашка.
Смех смехом, однако это был момент для державы не менее значимый, чем, к примеру, изобретение нового вида вооружений. Обладание собственной технологией изготовления фарфора не только усиливало престиж России как государства продвинутого и просвещенного, способного на научные разработки, недоступные большинству соседей, кичащихся своей высокой культурой, но и с финансовой точки зрения означало не меньше, чем открытие десятка богатых золотых приисков. Рыночная стоимость хрупкого белоснежного материала была в ту пору выше, чем у золота.
Как ни странно, при всей суровости нравов того времени Христофора Конрада Гунгера из России отпустили с миром, не только не наказав за обман, но даже не ославив его на весь белый свет как мошенника. В ноябре 1848 года он покинул Петербург, чтобы никогда сюда не возвращаться. А Порцелиновая мануфактура продолжила свою работу к вящей славе державы.