Концертное исполнение третьей оперы одного из самых успешных британских композиторов наших дней Джорджа Бенджамина "Уроки любви и жестокости" в Мариинском концертном зале стоит счесть именно театральной премьерой. В частности, благодаря работе режиссера Джека Фернесса, без экивоков поставившего на сцене одно из четырех убийств сюжета (остальные три совершаются с экивоками, но тоже вполне доходчиво). Стулья для восьми солистов образовали красноречивый плацдарм: семь рядком, как в партере, один по другую руку дирижера. Поначалу на нем устраивается сын английского короля Эдуарда II (Джеймс Уэй), вертит в руках корону. К нему безо всяких увертюр и оркестровых предисловий из населенного персонажами "партера" устремляется барон Мортимер (Тоби Спенс), обвиняет Короля в чрезмерной склонности к Гавестону (Росс Рамгобин), Эдуард II (Марк Стоун), в свою очередь, яростно вопрошает, кто здесь король, разгорается дикий скандал. Из череды словесных перепалок, лишь по касательной затрагивающих обстоятельства подлинной английской истории XIII века и фабулу пьесы Кристофера Марло, состоит либретто Мартина Кримпа, постоянного соавтора Джорджа Бенджамина. Из пьесы Марло "Эдуард II" либреттист оставил лишь две строки: "Почему ты любишь того, кого ненавидит весь мир? — Потому что он любит меня больше этого ненавистного мира".
В словах и действиях персонажей жестокости куда больше, чем любви. Фаворит короля Гавестон с пеной у рта требует лишить Мортимера титула, имущества и даже кольца на пальце (который не прочь тут же отрубить). Мортимер лично показывает сыну короля, как вешать безумцев, и требует не отводить взгляда. Жена короля Изабель (Сюзанна Харрелл) на глазах у сына заставляет бедняка, разносящего позорные слухи, выпить уксус с разведенной в нем жемчужиной. Жемчужина, по ее словам, — это музыка, которой нельзя назначить цену. Она растворяется в уксусе так же, как "деньги сгорают в чистоте непреходящих ценностей". Любовный дуэт Гавестона и Короля строится на описании насилия, но это лишь слова. Джордж Бенджамин, присутствовавший на премьере в Мариинском концертном зале, словно бы вторит своему персонажу, Изабелле: "В этой опере есть любовь, она в музыке. На этом противоречии все и строится. Насилие в словах — лишь опасная игра, в которой растворены совсем другие чувства".
В оркестровом "психическом море", плещущемся в такт каждому слову и наполняющему особым объемом ключевые — "король", "ничтожество", "милосердие" и прежде всего — "музыка", немецко–австрийская напряженность сочетается с французской тембровой живописностью, вкраплениями средневековых ритмических игр и другими микроссылками на историю мировой музыки. "Это не цитаты и не парафразы, просто память и слуховой опыт, — говорит Джордж Бенджамин. — Эти аллюзии не предназначены для слушателя, и они не повторяются: ни один оркестровый прием, ни один мелодический ход. Причина очень проста. Театр, конечно, это совсем не реальность, но подлинная драма — как жизнь — происходит без реприз, в постоянном развитии, трансформации".
У этого правила есть одно исключение: экзотические венгерские цимбалы, в целом на равных с классическими инструментами работающие в партитуре, дважды появляются с ярчайшим, отчетливо узнаваемым соло в компании с иранским барабаном–томбаком (который в Мариинке заменила арабская дарбука). В первый раз живой Гавестон гадает Королю по руке, во второй — давно мертвый Гавестон является еще не со всей очевидностью мертвому Эдуарду II, чтобы сопроводить его куда следует. "Мое имя не Гавестон", — поет Росс Рамгобин. В недостоверных средневековых источниках Гавестона называли колдуном и чуть ли не смертью в человеческом обличье. У Кримпа и Бенджамина легенда стала пронзительной явью, и кажется, что ради этой трансцендентной сцены и классической оперной темы Liebestod было написано все полтора часа музыки: "Не знаю, едва ли, — отвечает композитор. — Но это определенно кульминация всей оперы. Цимбалы с арфами начинают в тишине, играют двенадцать ударов, а на двенадцатом вступает оркестр с самым мощным форте. Эдуарда настигает не только смерть, но и мир". Впрочем, это еще не конец. Уроки жестокости выучены наследником Короля. Юный Эдуард III вступает на престол со словами: "Я запрещу всю музыку, вырежу преступление Мортимера на его теле, представление начинается".
"Уроки любви и жестокости" увидели свет год назад в Ковент–Гарден в постановке Кэти Митчелл (режиссера прославленного спектакля по предыдущей опере Бенджамина "Написано на коже"). Новая опера, как и прежние, создавалась для восьми определенных солистов. Как выяснилось, это не мешает ей жить своей жизнью. В Мариинском концертном зале Джордж Бенджамин услышал уже третью версию "Уроков" в исполнении Лондонского камерного оркестра под управлением бывшего ассистента Валерия Гергиева Оливера Зеффмана и команды приглашенных солистов — совсем не тех, для кого сочинял: "Я пишу партии для конкретных певцов, долго изучаю их голоса, возможности, слабости. Они идеально исполняют свои роли. Но другие вносят в этот идеал новые эмоции и смыслы, как, к примеру, Король — Марк Стоун сегодня. В каждом из нас скрыто множество личностей, мы постоянно меняемся с течением времени — чем же оперная роль хуже?"
