В Лос–Анджелесе в театре Dolby Theatre прошла 92–я церемония вручения "Оскара".
Начать бы с того, что премия, которую все считают важнейшей для мирового кино, на самом деле награда не определяющая, а зависимая. Американские академики, десятилетиями игнорируя мировой контекст и загоняя все неанглосаксонское запределье в одну–единственную номинацию–гетто "Международный фильм" (или раньше — "Фильм на иностранном языке"), ставят себя в положение занудных садовников: что на участке выросло — то и полили, а все, что за забором, — дело чужое, пускай там и цветут волшебные сады.
Переписать историю
92–я церемония в этом смысле даже до сенсационного распределения статуэток казалась переломной хотя бы с точки зрения своей "цветовой палитры". Возьмем ключевую номинацию "Лучший фильм": в ней собрались, с одной стороны, обласканные и уже получавшие главный приз Мартин Скорсезе ("Ирландец") и Сэм Мендес ("1917"). С другой — безусловно культовые, но явно недооцененные на уровне "Оскара" Квентин Тарантино ("Однажды… в Голливуде") и Пон Чжун–хо ("Паразиты"). Рядом звезда инди–кино Ноа Баумбах ("Брачная история"), здесь же — молодое лицо женской режиссуры Грета Гервиг и вывернутый наизнанку, но все–таки комикс от комедиографа Тода Филлипса ("Джокер").
Состав, без скидок, грандиозный. Условная "Зеленая книга", выигравшая Гран–при год назад, нынче, боюсь, не попала бы и в лонг–лист. Так что резюмируем: 2019–й — год американского кино на всех уровнях, от блокбастеров до артхаусных драм. А еще, мы знаем и помним, в 2019–м случился жанровый южнокорейский хит, который сначала покорил Каннский фестиваль, потом начал двигаться по миру как азиатская диковинка, а в итоге сломал барьеры, обаяв зрителей и экспертов на пяти континентах.
Итак, на бумаге все волшебно, другое дело, что история помнит не претендентов, а чемпионов. И в этом смысле нынешний "Оскар" на старте казался пускай событием интригующим, но предсказуемым. Все "репетиционные" церемонии ("Золотой глобус", британская BAFTA, премии гильдий продюсеров, сценаристов, актеров) отдавали главные призы визуальному эксперименту Мендеса — Дикинса "1917" — картине, которая прямо сейчас бодро ползет по траншеям российского проката. Снятая якобы одним дублем военная–антивоенная драма, в которой главные герои стремятся не одержать победу в решающей битве, а битву эту предотвратить. Все в этом фильме хорошо: и посыл, и изображение. А учитывая, что побеждает на "Оскаре" обычно не тот фильм, который больше всего нравится, а тот, что меньше всего раздражает, все должно было пройти гладко: достойные люди в зале, приличные люди на сцене, все довольны, никто не ругается, скоро новый уик–энд, там и поговорим.
И началось ведь все прямо по букмекерским котировкам: лучшая мужская роль второго плана — Брэд Питт (первый актерский "Оскар" в карьере), лучший мультфильм — "История игрушек — 4", дальше несколько технических номинаций, за которыми никто не следит. Революция началась с приза за сценарий. Лучший — кореец Пон Чжун–хо. Не Райан Джонсон с детективом про "ножи" и монологом про "дырку от бублика" (кто слышал, тот поймет), не Ноа Баумбах с безупречной пьесой о разводе и даже не Квентин, кому сценарные награды давали в качестве утешения не раз. Обаятельный кореец Пон взял и переписал всех англоязычных товарищей. Сейчас–то мы знаем, что это лишь начало, а впереди у него — перепись истории.
Уничтожить монополию
Идем дальше. Приз за адаптированный сценарий — дурацкий "Кролик Джоджо", не допущенный до российского проката: неочевидный выбор — пожалуй, сенсация — ну точно нет.
Дальше начинается мельтешение: свои награды получают художники, гримеры, музыканты, но вот на сцену за второй статуэткой за 3 года поднимается Роджер Дикинс — гений, снявший "1917". Он говорит какие–то слова, но даже его партнеры по картине аплодируют сдержанно, они все планируют подняться туда сами и, скорее всего, не раз.
Не тут–то было.
Следующие номинации — крах всех их надежд и тройной выстрел. Лучший международный фильм — "Паразиты" (ладно, предсказуемо), лучший режиссер — Пон Чжун–хо (сюрприз, но не сенсация, предположим), лучший фильм — они же (а вот уже исторический момент и нонсенс). Туше. Шах. Мат. Укол. Иппон. Что там говорят в случае безоговорочной победы в Корее?
Премия заканчивается. Билли Айлиш спела Yesterday, Элтон Джон — самого себя, Эминем — Lose Yourself. На Сэме Мендесе нет лица, а Пон Чжун–хо обещает "пить всю ночь".
Что это все значит для нас? Многое, честное слово. Давайте сначала от слов к цифрам все–таки: "Паразиты" — первый почти в столетней истории "Оскара" фильм не на английском языке, взявший главный приз. Пон Чжун–хо — второй кинематографист в истории, который сам выиграл четыре "Оскара" за одну церемонию (до него, на секундочку, только Уолт Дисней). "Паразиты" — четвертая картина, которая выиграла главные призы в Каннах и на "Оскаре". После "Потерянного уик–энда", "Марти" и "Пианиста". Если объединить эти достижения в одно, они складываются в простой тезис: "Паразиты" уничтожили монополию на американском рынке.
Победа корейского фильма на "Оскаре", причем настолько убедительная, — это действительно культурологический слом. Это значит — рухнули стены. Это значит — сломался языковой барьер. Значит, мы (не мы, конечно, а люди, принимающие решения) купили новый ежедневник и на первой странице записали: теперь мы будем жить иначе, теперь мы смотрим по сторонам.
Впрочем, любой новый ежедневник имеет свойство оседать в ящике через пару дней активного использования. Любые планы "бросить пить и курить" состоятельны до следующей рюмки и сигареты. Может быть, победа "Паразитов" — это лишь вспышка внутри вакуума, которой не хватит воздуха, чтобы всерьез разгореться. Мы знаем, что сейчас из фильма Пона планируют делать английский ремейк и сериал — может быть, индустрия зажует феномен. Но пока сам Чжун–хо не закончил пить — нам тоже есть что праздновать. Пока он не сдался толпе — нам есть что отметить вместе с ним.
"Паразиты" — не лучший фильм в мире и даже не лучший фильм этого режиссера (посмотрите "Воспоминания об убийстве"), но история не всегда двигается лучшими, история — это лишь совпадение места и времени. Вчера Пон был на своем месте. И все последние месяцы — его время.
