Сказка — ложь. "Ромео и Джульетта" Александра Морфова в ТЮЗе

Автор фото: Наталья Кореновская
Автор фото: Наталья Кореновская
Осовремененный Шекспир — не ноу–хау. 24–летний Ромео и 13–летняя Джульетта так и просятся из глубины веков на страницы желтой прессы, из горнего мира высокой поэзии в криминальную хронику. Режиссер Александр Морфов, сотрудничать с которым ТЮЗ им. Брянцева мечтал 10 лет, пошел по хорошо протоптанной дорожке и сделал черную комедию, "созвучную современной молодежи" (цитирую). И та радостно хохотала на премьере в ответ — до поры до времени. Узнать, чем дело кончилось, не довелось сразу нескольким организованным классам: учителя и комендантский час заставили их косяками покидать зрительный зал ближе к одиннадцати, а бедные влюбленные окончательно застрелились (аккуратно накрывшись черным полиэтиленом, чтоб не брызгало) только через полчаса.
Положим, это не большая беда. С длиннотами второго акта (надо же как–то пересказать подросткам, не читавшим Шекспира, всю последовательность событий, приведшую к двойному самоубийству), наверное, можно что–нибудь сделать. Пусть "краткое содержание" станет еще более пунктирным дайджестом. Благо такую операцию вполне позволяет энергичный "современный перевод" Ивана Диденко с примесями Щепкиной–Куперник и дополнительными режиссерскими ингредиентами вроде любимого всеми персонажами возгласа "Заткнись!".
Но вот с иллюзией современности уже ничего не поделаешь. Футбольные фанаты, уличные драки, попойки и танцульки на заброшенном стадионе среди разбитых гипсовых "античных" торсов — звучит знакомо? Да, только синие и красные "Монтекки" и "Капулетти" — не "Зенит" со "Спартаком", а команды американского регби. Псевдопанковские прикиды и прочая художественная рвань — не Гоша Рубчинский или свитшотки из масс–маркета. Да и пляшут здесь не под русский рэпчик и Билли Айлиш, а под музыку молодости самого режиссера в широком ностальгическом ассортименте. Не Купчино 2010–х, одним словом. И даже не Детройт 1990–х.
Пожалуй, сказочная природа этого панк–нуара на руку постановочной команде и самому ТЮЗу. В антураже родных панелек шекспировский шедевр звучал бы совсем не так весело, зато куда более опасно с точки зрения разнообразных запретительных законов и активистов имени #meetoo и #янехотелаумирать. У Морфова на сцене юные гопники пьяны все как один и убивают друг друга в драке "стенка на стенку". Бестолковый Ромео (Дмитрий Ткаченко) одинаково страстно хватается за Джульетту (Анна Слынько) и похотливую до мизогинической карикатурности Кормилицу (Ольга Карленко). Саму Джульетту бьют в кадре родители — неудачливый "крестный отец" (Алексей Титков) и алкоголичка–мать из бывших красоток (Мария Полумогина). Патер Лоренцо (Борис Ивушин) выращивает в останках автобуса веселящие зеленые кустики и все время ржет: кажется, только этим обстоятельством Александр Морфов и в силах объяснить его безумное предложение устроить фейковое самоубийство, превратившееся в настоящее лишь потому, что идиоту Ромео было лень прочитать письмо.
К счастью, вся эта дичь отыграна так шаржированно–плакатно, с таким акробатически–танцевальным шиком, что нисколько не напоминает о так называемой реальности. Полунацик Меркуцио (Олег Сенченко), вертлявый Бенволио (Иван Стрюк), выпендрежник Тибальт (Федор Федотов), хиппи с гитарой Бальтазар (Никита Марковский), нелепый Парис с золотой ложкой во рту (Константин Федин) и даже распоследний слуга кормилицы Питер (Никита Остриков) — все наделены яркими мультяшными "персонами" и преотлично в них освоились. Можно смеяться. И только 30–летней Анне Слынько удается (или позволяется) превратить свою Джульетту в самую настоящую 13–летнюю девочку — резкую, нервную, насмешливую, грубую, удивительно честную в каждом движении и даже в каждом слове. В этом–то нетерпеливом ребенке, для которого первая любовь — это сразу навсегда, а первое противодействие мира и родителей — сразу пан или пропал, мы и узнаем своих детей и самих себя. За ней–то и следим с трепетом, какая бы бодрая катавасия ни творилась на сцене. Благодаря ей–то и можем сказать, что спектакль удался. Особенно если подсократить второй акт.