Михаил Мамошин о супрематизме

руководитель Архитектурной мастерской Мамошина

Петербург не только город глубоких классических традиций, но и родина наиболее яркого явления русского авангарда — супрематизма, который стал фундаментом большой части современного мирового культурного процесса. Идеи петербургского авангарда были систематизированы и оформились как течение в Петрограде и Ленинграде в 20–30–е годы ХХ века и были незаслуженно законсервированы в советский период. Парадоксальным для всех нас являлось современное метакультурное возвращение русского авангарда через зарубежных архитекторов в Россию. Например, конкурсный проект Арата Исодзаки на архитектурном конкурсе "Вторая сцена Мариинского театра" (СПб, 2003) и проект голландца Эрика ван Эгераата "Жилой комплекс “Русский авангард”" (Москва, 2004) и т. д.
Петроград и ранний Ленинград были отмечены возникновением беспрецедентных примеров художественного абстракционизма. Л. Хидекель стал первым архитектором–супрематистом, лидером архитектурного сообщества, включавшего Н. Суетина, И. Чашника. Если вспомнить еще А. Никольского и круг его учеников с их удивительными пограничными с супрематизмом работами 1920–1930–х годов, которым пока нет названия, то мы увидим в ленинградском супрематизме широкую палитру поисков и богатое графическое наследие. В Ленинграде были также архитекторы, создавшие такое явление, как ленинградский конструктивизм, отличительными чертами которого являлись симметричность, композиционная целостность и ясность, работа с деталью.
Современный Петербург состоит из трех временных частей: центральной части — исторический центр в границах на начало XX века, ленинградской части города (20–80–е годы XX века) и территории Нового Петербурга (освоение территорий конца XX — начала XXI века). Современные территории Нового Петербурга утрачивают городскую идентичность, в отличие от ленинградской части города, которая формировалась в контексте петербургских традиций центра.
В историческом центре поддерживаются традиции, и работы выполнены на достаточно высоком уровне, сопоставимом с европейским и мировым. В ленинградской части города архитекторами хоть чуть–чуть поддерживается некая идентичность и кодовость. Но в новых районах мы не можем понять, где мы находимся, что это за город — Петербург, Москва, Нижний Новгород и т. д.
Сегодня очевидна стагнация петербургского архитектурного процесса, на новых территориях он, к сожалению, часто в лучшем случае сводится к репродуцированию и имитации подобия европейского и мирового архитектурного мейнстрима и неуместным попыткам осмысления петербургских традиций в масштабе высотной застройки. А большей частью продиктован технологическим прагматизмом и голой экономикой.
Современная петербургская архитектура на новых территориях должна получить новую идентичность, основанную на традициях петроградской и раннеленинградской архитектуры, которая была юношеским увлечением многих ныне практикующих архитекторов, моим в том числе. Мы были учениками и учениками учеников мастеров ленинградского авангарда. Традиции раннеленинградских эстетических процессов должны стать для нас новым ресурсом для эстетической идентичности современной архитектуры в новостройках.