Переполох, шум и смятение: искусство в эпоху самоизоляции

Откликов на события минувшей весны и на то, что последовало затем летом, в современном искусстве было немало. Были и целые проекты, и отдельные работы, и наброски в дневниковом жанре, и реплики, брошенные мимоходом.

Растерянный contemporary

Нельзя сказать, что все художники ринулись наперебой обсуждать самоизоляцию, но так или иначе эта тема не была обойдена стороной. На злобу дня высказались и галерея "Триумф", и частные арт–фонды, и музеи–тяжеловесы.
Большую подборку видеоарта о том, как мы пережили весеннюю паузу, можно найти на сайте московского Музея изобразительных искусств имени Пушкина. Здесь собрали произведения, созданные за последние полгода художниками из разных стран. Также порядка дюжины работ отобрали в рамках весеннего конкурса эксперты Anna Frants Foundation. В общем, арт–сообщество высказалось на данную тему так, как оно способно высказаться. А другого арт–сообщества, кроме того, которое у нас есть, у нас нет, как сказал бы философ и артист Александр Моисеевич Пятигорский.
У некоторых моих коллег есть настроение отдохнуть от рассказов об отчуждении, безвременье, социальном принуждении и других злободневных тем. Отдохнуть — оно, может, было бы и неплохо, тем более что толком так никто и не осмыслил произошедшее с искусством за эти месяцы.
Арт периода самоизоляции больше всего похож на переполох, шум, смятение. Все говорят одновременно, кто в спешке, кто в растерянности, перебивая друг друга и иногда не слыша даже себя… А казалось бы, на то contemporary art и contemporary, чтобы происходящее с нами в данный момент было выявлено предельно эксплицитно, пусть и не в сформулированной форме.
Постижение современности осталось в декларациях постмодернистской эпохи, когда contemporary art был противопоставлен modern art, то есть искусство данного момента — модернизму, взаимодействующему с художественной традицией. На деле сегодня в искусстве царствует та же растерянность, что и повсюду.

Не траур

Лишь два события свидетельствуют о нашем времени в достаточной полноте, если сосредоточиться на российской ситуации. Первое — петербургский фестиваль, посвящённый творчеству Игоря Межерицкого, который ушёл от нас в июле этого года. Это была не траурная процедура, но серия выставок в честь художника, которого любили многие и с которым были способны работать лишь несколько институций.
Похороны Казимира Малевича и Жана Тэнгли тоже не были печальной процессией, но творимой легендой, сложенной художниками при жизни и претворенной их последователями даже после их смерти.
Память о Межерицком, слава его — то, чем войдёт в историю арт наших дней. Его коллажи, выполненные из уличных афиш, увековечили чудовищную фантазию народа, который до сих пор не способен ни пережить, ни осмыслить перемены девяностых. Тотальный бред постсоветской реальности тем ощутимее, чем вежливее здороваются с вами в сетевых кофейнях или МФЦ.
Уход Межерицкого, оставившего вакантным место репортёра из хтонических глубин, возможно, прерывает связь contemporary art с низовой народной жизнью. Ни рассылок, ни СМС оттуда не приходит.

Творить в пустоте

Второй проект, ставший вехой в истории, которую мы переживаем сегодня, — "Пустая выставка" Александра Дашевского в Библиотеке книжной графики. На протяжении нескольких месяцев Александр Дашевский пытался экспонировать тот опыт, который мы пережили на протяжении весенней паузы и ранним летом.
Он начал с того, как посреди минувшей весны жизнь вдруг замерла until further notice. Сначала закрыли музеи и галереи, а там и библиотеку. Предварительно в библиотеке демонтировали прежнюю выставку, оставив пустые витрины, выключенные проекторы, болтающуюся на "шинах" леску, на которой висели рисунки. Выставочный зал, у которого обычно афиша составлена на год вперед, пустовал с марта по июль.
И потянулись дни, кому–то напомнившие застойные времена, а с ними и время, растяжимое до бесконечности, как импортная жвачка.
В начале июля библиотеку открыли. Из года в год 4 июля — ко дню рождения Достоевского — здесь делают проект, посвящённый писателю. На этот раз до празднования и гуляний не дошло. Александр Дашевский придумал выставку о замершем мгновении — важном для автора "Преступления и наказания" мотиве. Это была экспозиция об искусстве, выходящем из оцепенения, которая создавалась по мере того, как все приходили в себя и возвращались к обычной жизни.
Оба выставочных зала библиотеки в течение нескольких месяцев оставались такими, какими они были на момент завершения демонтажа последнего, мартовского проекта. Дашевский свидетельствовал об этом промежуточном пространстве и об этом невнятном безвременье, портретируя пустую витрину, как будто это мемориал в честь героя 1812 года, рисуя детали обстановки то ли в духе концептуалистских игр, то ли на манер репортёра, ведущего репортаж с Тегеранской конференции.
В итоге на "Пустой выставке" было показано и задокументировано только то, что было в пустовавших несколько месяцев залах библиотеки. Этот замерший мир отсутствия за несколько месяцев был удвоен и утроен в графике и объектах Александра Дашевского.
"Пустая выставка", запечатлевшая безвременье затянувшейся весенней паузы, и фестиваль памяти Межерицкого, оставляющий арт наедине со своей буржуазностью, подводят предварительные итоги первой волны пандемии.
Продолжение следует.