В основе сюжета известное событие: расстрел демонстрации рабочих в Новочеркасске в 1962 году. Для фанатов СССР, которые привыкли оправдывать любые его действия, выход фильма, конечно, трагедия, советская власть тут показана жестоким и бесстрастным животным, которое волнует только его выживание. Тем, кто это уже знает, фильм также даёт пищу для размышлений.
Кончаловский, как это принято сегодня в нашем кино, внедряет в объективную ткань истории субъективного персонажа. Здесь множество реальных исторических персон, включая Микояна, Фрола Козлова, генерала Плиева. Но главная героиня всё же выдуманная — заведующая отделом промышленности в новочеркасском горкоме (Юлия Высоцкая). Мы наблюдаем, как с ярой сталинисткой в течение одного дня происходит внутренняя трансформация: её идеологические установки и принципы вступают в противоречие с материнским инстинктом. Страх, переходящий в отчаяние: пропала единственная дочь, которая во время расстрела находилась вместе с демонстрантами, — её судьба до последних минут фильма остаётся неизвестной.
Режиссёр пытается внушить, что его героиня типична, поэтому её история ничуть не помешает объективности повествования. Кончаловский — мастер, кто спорит, и здесь многое продумано до мелочей — вплоть до южнорусского акцента героини. Продумано даже её прошлое. Она "всю войну прошла санитаркой" — тем самым автор хочет подчеркнуть, что его героиня — из народа. Но в момент, когда мы с ней знакомимся, она уже относится к номенклатуре, партийной элите — пусть и невысокого ранга. При этом она по–дружески, на равных общается с парикмахершей или с продавщицей, выдающей ей спецпаёк; типично ли это для советской элиты 1960–х?.. Заметим: именно "барство и спесь" директора электровозостроительного завода им. Будённого, именно разделение города на "тех, кто в бараках, и тех, кто в сталинках"; именно неумение городских властей разговаривать с протестующими и стало спусковым крючком к трагедии Новочеркасска. А дочь героини — дочь партийного работника! — разговаривает с матерью так, как будто на дворе не 1962–й, а минимум 1991 год: "Это мои конституционные права, мы в демократическом государстве живём!" И при этом рвётся в родной цех, на бунтующий завод. И напоследок напоминает матери об итогах ХХ съезда КПСС, на котором был разоблачён культ Сталина.
Поверить в такую политическую подкованность и раскрепощённость 18–летнего советского человека невозможно: если учесть хотя бы, что доклад Хрущёва "О культе личности" для большинства оставался секретным до конца 1980–х. Всё это может показаться мелочными придирками — если бы не итог, общий для всего российского кино. Одна маленькая выдумка, необходимая режиссёру, превращает в результате всё повествование в альтернативную историю, вплоть до ключевого вопроса: кто же на самом деле открыл огонь по демонстрантам?
Если уж автор хотел рассказать о нравственном преображении посреди тотальной лжи, ему не нужно было ничего выдумывать — а просто рассказать историю генерала М. К. Шапошникова (1906–1994), который отказался выполнить приказ о разгоне демонстрантов танками. Показательный факт: несмотря на обилие персонажей, именно про Шапошникова в фильме ни слова.
Читайте также:
Переживём понедельник: "Ещё по одной" Томаса Винтерберга
