Рост дисбалансов: последствия коронакризиса будут портить жизнь ещё долго

Автор фото: РИА Новости

Бывают ситуации, когда будущее предсказывать сравнительно легко — хотя и в общих контурах.

Состояние "городской экономики-2021" окажется производной от решений, принятых в прошлом году. Несмотря на всю риторику в стиле "карантинные меры были направлены в первую очередь на то, чтобы замедлить распространение болезни", мы не можем утверждать, что эти меры действительно соответствовали масштабам угрозы. Это станет понятно только через несколько лет. Но зато сейчас мы можем говорить совершенно уверенно, что с последствиями карантина придётся разбираться ещё долго.

Чума и грех

Ничто так не способствует греху, как война и чума, рассуждал папа Иоанн XXII ещё в XIV веке. 700 лет спустя экономисты МВФ, проанализировавшие влияние крупных эпидемий XXI века вроде SARS (2003), H1N1 (2009), MERS (2012), лихорадки Эбола (2014) и лихорадки Зика (2016), пришли к заключению, что страны, наиболее пострадавшие от болезни, ещё несколько лет сотрясают гражданские беспорядки. Объяснение здесь простое — паралич экономики приводит к усилению неравенства, что провоцирует социальные волнения. Эти волнения могут тормозить экономический рост, что, в свою очередь, усугубляет неравенство. Так карантин провоцирует возникновение замкнутого круга общественной нестабильности и экономического спада.
Разумеется, для разных стран это правило действует по–разному. Наиболее точным прогноз экономической деградации оказывается для государств, где коэффициент Джини, общепринятый показатель неравенства, превышает 0,4. В России, согласно данным Росстата, коэффициент Джини на протяжении последних 7 лет не опускается ниже 0,411, для Петербурга этот показатель по итогам 2019 года составляет 0,407. Выйти из "зоны риска" возможно, подсказывает МВФ, "предприняв меры по защите наиболее уязвимых групп общества, особенно наиболее бедных слоёв, где практически нет сбережений и распространена неформальная занятость".

Неэффективные меры

Меры такие принимались, но оказались не слишком эффективными. Как посчитали в Центре макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (на основе данных Сбербанка), к началу зимы текущие расходы потребителей упали на 11% — такого провала потребительской активности статистика не фиксировала и во время карантина. Как пишут эксперты ЦМАКП, сейчас индекс "оценки населением экономического положения страны через год" находится на самом низком уровне за всё время наблюдений.
Согласно другому прогнозу ЦМАКП, оценивающему возможность "системных финансовых и макроэкономических рисков", сводный опережающий индикатор (СОИ) возникновения системного банковского кризиса продолжает расти. На начало ноября значение СОИ составило 0,115, это на 0,017 выше порогового уровня (0,098). То есть "сигнал о высокой вероятности возникновения в течение последующих 12 месяцев банковского кризиса становится всё более уверенным".
Ключевая причина здесь — рост дисбалансов между расходами заёмщиков на обслуживание долга и величиной их доходов. Пока этот дисбаланс маскируется переносом сроков платежей в рамках "кредитных каникул" и реструктуризации задолженности. Но рост безработицы не только ограничивает возможности кредитования, но и существенно снижает мотивацию домашних хозяйств к погашению ранее привлечённых кредитов, а заодно повышает склонность частных вкладчиков к "банковской панике", пишут эксперты ЦМАКП.

Главное последствие

В ближайшие годы безработица вообще может стать главным последствием "карантинного кризиса", объясняет руководитель Центра исследований экономической политики МГУ Олег Буклемишев. Все эти "цифровые инновации", которые так распространились во время карантина, угрожают людям потерей постоянной занятости. Как пишет экономист Ирина Гурова (РАНХиГС) в статье "Дистанционная работа как тренд времени: результаты массового опыта", подытожившей новейшие российские исследования на эту тему, главным плюсом удалёнки отечественные работодатели назвали "возможность… работать со специалистами из любой точки мира и при этом платить им меньше".
Собственно, это означает, что "дистанционные сотрудники" — в главной группе риска, это кандидаты на увольнение и замену их более дешёвой рабочей силой. Значит, внутри компаний углубится расслоение между специалистами, которых будут пытаться удерживать, и теми, чей труд может быть легко замещён на открытом рынке. Таким образом, изменится характер безработицы: она не только перейдёт в скрытые формы и фактически будет охватывать более широкие слои населения, не имеющие постоянного дохода, но и заставит работников корректировать своё потребительское поведение с учётом возможной потери работы в любую минуту.
Чтобы избежать негативных последствий сочетания экономической и социальной депрессии, подсказывает Олег Буклемишев, власть должна "искать тонкие решения, обеспечивающие баланс между интересами развития бизнеса, поддержанием стабильности финансово–экономической системы, устойчивостью окружающей среды и необходимостью перераспределения в пользу обездоленных страт".
Но вот будет ли власть это делать? Как замечает публицист Павел Пряников, "точка экономического долготерпения россиян — это уровень жизни в конце 1990–х. Для этого нынешний уровень жизни надо опустить примерно в 2 раза: до регулярной невыплаты зарплат в самых гиблых регионах до средних зарплат в 200 долларов в региональных центрах и до 500 долларов в Москве. То есть люфт по снижению уровня жизни людей ещё есть". К сожалению.
Особенно болезненно последствия карантина будут переживать большие города. Лекарством здесь может стать ускорение агломерационного развития, консолидация экономик городов и прилегающих территорий. Но это уже совсем другая история.